На Ближнем Востоке отгремела двенадцатидневная война между Израилем и Ираном, под конец которой в ситуацию активно включились США. Каких изменений теперь ждать в регионе?
На эту тему наш политический обозреватель Вячеслав Терехов беседует с доцентом Центра исследований стран Персидского залива при Катарском университете Николаем Кожановым.
Без вины виноваты!
Корр.: Говорить, что США вмешались в войну на последнем этапе, не совсем точно. Последним был другой. Иран нанес удар по важнейшей американской базе на Ближнем Востоке Аль-Удейд, которая расположена на территории Катара. Поэтому для начала мы попросили Кожанова как очевидца тех событий в Дохе рассказать, как там пережили обстрел, были ли разрушения в самом городе и сколь неожиданным был этот удар для государства. Ведь катарские дипломаты еще совсем недавно активно участвовали в посреднических переговорах между США и Ираном.
Кожанов: По сути это была имитация удара. Иран, так сказать, «обозначил», что Аль-Удейд находится в пределах досягаемости его вооружений. Налет длился не более десяти минут и в нем было задействовано девять ракет. Относительно разрушений мнения расходятся. Катарская сторона заявляет, что их не было, и все ракеты из Ирана были сбиты еще на подлете. В городе даже не объявлялась всеобщая воздушная тревога, а население продолжало заниматься своими вечерними делами, только в последний момент узнав об атаке, когда в небе стали ярко зажигаться огни и слышались звуки взрывов.
Кто-то говорит, что все-таки одна ракета куда-то упала. Однако разрушений зафиксировано не было. Но надо иметь в виду, что Иран изначально по Дохе не целился. Их ракетчики сработали по территории, где находится база, очень профессионально. И ответного удара не последовало. Наоборот, очень быстро было объявлено о начале прекращения огня между всеми сторонами.
Корр.: Иран был четко подготовлен для удара по намеченной цели?
Кожанов: Да, били по базе, но в принципе это был не бой, это было шоу! Иранцам просто дали сохранить лицо перед регионом и собственным населением после американского удара по трем ключевым ядерным объектам, чтобы затем выйти на какой-то новый этап договоренностей. Сложно назвать это неожиданным ударом, потому что сами американцы были предупреждены иранцами по крайней мере за 12 часов до начала обстрела. Уже в 8 утра в день удара посольство США оповестило своих граждан и персонал о необходимости скрыться в убежищах.
Что касается катарской стороны – там все немножко сложнее. Судя по всему, до катарцев довели информацию о предстоящем ракетном ударе по базе только в последний момент. Еще днем МИД страны старался опровергнуть заявления о готовящемся налете. Небо же над страной, насколько я помню, было перекрыто где-то за час-два до удара.
Корр.: Как к этому отнеслись власти Катара, которые фактически стали без вины виноватыми, и только потому, что на их территории стоит американская база?
Кожанов: Как к предательству. Катарцы до конца не верили в возможность такого удара. В Дохе считали, что серьезно осудив израильский удар по Ирану, они тем самым продемонстрировали лояльность ему. В принципе, из всех арабских монархий Персидского залива Катар наиболее близок к Ирану, оставаясь при этом одним из лояльных партнеров США.
Кроме того, в Дохе рассчитывали, что Иран учтет и активное участие катарских дипломатов в налаживании канала общения между США и Ираном. Поэтому и надеялись, что удар этот их минует. Но ударить по крупнейшей американской базе на Ближнем Востоке для руководства Ирана было важнее. Более того, иранцы даже сначала не поняли, почему на них обиделись катарцы. Мол, «братья, били-то не по вам, а по американцам».
Доха по-прежнему останется посредником?
Корр.: Доха сейчас будет продолжать посреднические усилия для налаживания отношений между США и Ираном?
Кожанов: Думаю, что да. Это участие для нее важно как инструмент внешнеполитической деятельности. Здесь вопрос не только о мире и стабильности во всем регионе, но и о самопозиционировании Катара как эффективного международного посредника. За счет этого он как малая страна обеспечивает собственную безопасность, делая себя незаменимым участником международных отношений. И компенсирует традиционные для малых стран слабости, такие как, например, отсутствие сильной армии.
Кроме того, сам Иран для Катара важен как запасной путь связи с внешним миром, а конфликт с Израилем и США, естественно, ставит существование такого маршрута под угрозу. Несмотря на все заявления о братстве между арабскими монархиями Персидского залива, в Дохе серьезно опасаются повторения блокады.
Корр.: Какую блокаду вы имеете в виду?
Кожанов: Печально известную блокаду со стороны Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов, и их партнеров по региону в отношении Катара, когда были перекрыты все его границы. Единственным физическим путем покинуть Доху или прилететь в нее было воздушное пространство Ирана (Саудовская Аравия, Египет, Бахрейн и ОАЭ в 2017-2021 годах блокировали страну в наказание за ее внешнюю политику и заигрывание с «арабской весной» — ИФ).
Но и это не все: Катар не может не принимать во внимание судьбу транспортных коридоров, которые идут через Иран.
Переосмысление началось!
Корр.: Сейчас, после событий на Ближнем Востоке, ситуация как-то изменилась?
Кожанов: Окончательные выводы делать пока рано. Необходимо время, чтобы понять, как будет развиваться ситуация дальше. Тем не менее, уже сейчас можно с уверенностью сказать: эти события не пройдут для региона бесследно.
Во-первых, в регионе началось переосмысление роли Ирана со стороны его соседей. Во-вторых, сами иранцы все активнее задаются вопросом о необходимости пересмотра собственных подходов к ядерной программе и шире — к вопросам национальной безопасности. Нельзя исключать, что теперь Иран будет мотивирован на создание ядерной бомбы, что еще больше расшатает режим нераспространения в регионе.
Некоторые сдвиги уже заметны. Отношения Ирана и МАГАТЭ разорваны. В стране серьезно обсуждается возможность переориентации иранского военно-промышленного комплекса на сотрудничество с Китаем и отхода от взаимодействия с Россией. На этом фоне Москва подвергается активной критике в иранских политических кругах в неспособности защитить Тегеран от Израиля и США, что явно не пойдет на пользу отношениям наших стран.
Также эти события вновь подчеркнули изменившийся характер внешней политики США на Ближнем Востоке. Сегодня Вашингтон стремится избегать прямого вовлечения в конфликты, предпочитая быстрое, молниеносное реагирование, способное принести политические очки внутри страны. Хорошо ли это? Отчасти да. Однако такие краткосрочные решения не предполагают полноценного и устойчивого урегулирования глубинных проблем иранско-израильского противостояния.
Наиболее важный и тревожный вопрос: каким будет дальнейшее развитие ирано-израильских отношений? Сейчас обе стороны отчетливо осознали, что находятся в пределах досягаемости друг друга. Более того, и в Тегеране, и в Тель-Авиве воспринимают нынешнее прекращение огня не как конец конфликта, а лишь как завершение его очередного этапа. А значит, новое обострение — вопрос времени.
Корр.: В регионе речь уже не идет о налаживании отношений, типа присоединения к Авраамовым соглашениям (о нормализации отношений между Израилем и рядом арабских стран – ИФ) или к другим, которые положат конец многолетней вражде?
Кожанов: Иран никогда не рассматривался как часть процесса подписания Авраамовых соглашений. Изредка в последние лет двадцать лишь поднимался вопрос о выводе отношений между двумя странами в состояние «холодного мира», а скорее прекращения огня по принципу «мы не трогаем друг друга». Но ни в Иране, ни в Израиле эти идеи не находили должной поддержки.
Сейчас же нормализация отношений и вовсе невозможна, хотя те же американцы и будут пытаться развести стороны конфликта. Что касается Авраамовых соглашений, это, как уже отметил, несколько иной вопрос, так как он больше нацелен не на Иран, а на арабский мир. На данный момент Авраамовы соглашения поставлены на паузу, но от них никто не отказывается.
Более того, в администрации США верят, что они будут способны продавливать их и далее. Просто нужен подходящий момент и привлекательный «пряник», который они могут предложить той же Саудовской Аравии. Например, в форме помощи саудовской мирной ядерной программе или же нового, одобренного сенатом, соглашения по взаимной обороне. Однако в текущей ситуации условия никак не способствуют расширению Авраамовых соглашений. Но это не означает, что они отменены.
Инфраструктуру энергетических путей теперь придется менять
Корр.: Как специалист по энергетическим проблемам видите ли вы возможность каких-либо изменений в энергетической политике в регионе?
Кожанов: Сама по себе война, вопреки апокалиптическим прогнозам некоторых международных экспертов, оказала на удивление ограниченное воздействие на рынок углеводородов в краткосрочной перспективе. Если взглянуть на динамику цен, то наибольшую реакцию вызвало начало израильских ударов, приведшее к росту котировок нефти на $5-7 за баррель. Американская атака вызвала куда более скромную реакцию — около $2, а на фоне иранских ответных действий стоимость барреля и вовсе заметно снизилась.
Это свидетельствует о том, что рынок не воспринял конфликт как экзистенциальную угрозу для поставок, в отличие от громких заявлений, обещавших «гарантированную» нефть по $100 и выше. Причина проста: большинство рисков носили гипотетический характер — разговоры о возможном перекрытии Ормузского пролива и прочих сценариях, которые не материализовались в реальности.
Однако в долгосрочной перспективе последствия конфликта будут куда более ощутимыми, и они уже начинают проявляться. Во-первых, сами страны Персидского залива осознали необходимость ускоренной диверсификации инфраструктуры. Ключевой задачей становится снижение зависимости от узких морских проходов, прежде всего от Ормузского пролива, чья уязвимость вновь оказалась в центре внимания. Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты, вероятнее всего, продолжат наращивать инвестиции в трубопроводную систему, способную обеспечить экспорт в обход Ормуза.
Во-вторых, и это, возможно, даже более значимый тренд, — на глобальном уровне начнется постепенное перераспределение спроса. Покупатели нефти и газа все активнее задумываются о снижении зависимости от политически нестабильного региона. Уже сейчас в Китае озвучиваются намерения сократить долю импорта энергоносителей из стран Залива. При дальнейшем повторении конфликтных эпизодов эта тенденция усилится, и крупнейшие потребители нефти и СПГ будут целенаправленно искать альтернативные источники — от Африки до Северной и Латинской Америки.
Очевидно, такой сдвиг будет неблагоприятным для стран Залива, подрывая их позиции как ключевых поставщиков на глобальном энергетическом рынке. Но его эффект скажется шире, на всей системе глобальной энергетической безопасности, которая все чаще оказывается заложницей не физического дефицита, а геополитических турбулентностей.
Китай: от иранской нефти к российской?
Корр.: Китай покупает иранскую нефть, даже несмотря на американские санкции. Вероятно, поэтому и будет улучшение отношений между Ираном и Китаем?
Кожанов: Нет, Китай, надо отдать ему должное, подходит ко всему весьма прагматично. Для него определяющими моментами являются два: во-первых, экономическая выгода с точки зрения приобретений, и, второе, безопасность и устойчивость поставок.
Мы действительно в последние полгода видим существенный рост поставок иранской нефти в Китай. Но произошло это по двум причинам. Во-первых, иранцы опасались активизации возможного конфликта, а также санкций со стороны Трампа, и они хотели нарастить, саккумулировать как можно больше доходов от экспорта нефти. И, думаю, стали предлагать достаточно хорошую скидку.
Второй момент, который для китайцев оказался даже, пожалуй, важнее, — это противостояние с американцами и сокращение объемов закупки нефти, которая шла от Соединенных Штатов и от их союзников. По этой причине, чтобы компенсировать эту нехватку, воспользовались именно Ираном. Но это может быть и не надолго.
Если мы посмотрим в прошлое, то увидим, что иранская нефть все-таки воспринимается как токсичная с точки зрения санкций и политических аспектов, с ней связанных. В этом смысле большее предпочтение отдается, например, той же России. И здесь еще одним последствием нынешнего конфликта в Заливе может стать то, что Китай будет еще больше заинтересован в покупке трубопроводной нефти и газа из России.
Корр.: Это радует!
Кожанов: Хоть что-то положительное.
Источник: www.interfax.ru